Образование сегодня находится под пристальным вниманием государства. Несмотря на сложный экономический период, в 2017-м финансирование отрасли даже увеличилось. Другое дело, что самые бурные общественные дискуссии вызывают отнюдь не объемы средств, идущих на вузы и школы.

Как избавиться от ошибок либеральных реформ и подготовить сильные педагогические кадры? Мешает ли технологичность современных подростков развитию в них нравственных, духовных начал? Преподаватель — это менеджер или воспитатель? Как приучить детей к чтению, нужны ли школьникам основы православия и что все-таки делать с ЕГЭ?

Министр образования и науки РФ Ольга Васильева ответила на вопросы обозревателя «Культуры» и редактора интернет-журнала «Русская беседа» Михаила Бударагина.

Мы встретились с Ольгой Юрьевной в московской школе №2030 после Урока доброты. Эти 45 минут начались для учеников 4-го класса со слов министра о том, что «инклюзивное образование подразумевает доступность обучения для всех без исключения, независимо от состояния здоровья». «За последние пять лет увеличилось количество детей с инвалидностью, которые учатся вместе с вами в одном классе, в вашей школе, — сказала Ольга Васильева. — Это и есть результат развития инклюзивного образования. Очень часто им бывает сложнее, потому что требуются специальные приспособления, нужна помощь взрослых и ваша, их одноклассников. Если в вашем классе появится такой ребенок, вы должны поддержать его, подставить плечо в трудной ситуации. Поэтому сегодня у нас с вами необычный урок — Урок доброты. Ведь все мы хотим жить в мире добра, дружбы и взаимовыручки».

На уроке речь шла и о профессиях, которыми могут овладеть люди с ограниченными возможностями, и о том, как относиться к тем, кто отличается от нас. 

культура: Первый вопрос — как раз по теме Вашего визита, об инклюзивном обучении. Я приведу пример, касающийся в целом инвалидов. Часто, к сожалению, реализация программ доступной среды — это пандусы, ведущие в никуда, упирающиеся в стену, лифты, которые не едут. На бумаге они есть, а в реальности — нет. В школе №2030 мы видим, что все есть, но насколько это повсеместно?

Васильева: Действительно, пандусы в никуда — серьезная проблема. Но не менее значимо — изменить общественное сознание. Ведь на самом деле инвалиды не хуже и не лучше нас, здоровых: и дети, и студенты, и взрослые имеют полное право на такой же уровень жизни, как и мы с вами. Поэтому очень важно, чтобы инклюзия прежде всего легла в голову и сердце. Тогда все остальное будет достижимо: и пандусы, и любая атрибутика доступной среды. Хотя, как вы знаете, на доступную среду выделяются колоссальные деньги, и на сегодняшний день 30 процентов школ могут совершенно спокойно говорить о том, что они достаточно достойно прошли в эту инклюзию. У нас есть ежегодный конкурс школ с инклюзивным образованием, и, конечно, как и многие хорошие начинания, они всегда держатся на неравнодушных людях. Чаще всего это бывают родители детей с ограниченными возможностями, общественные ассоциации, которые помогают и нам, и учителям, и школе. Процесс идет, он не такой быстрый, но, повторю, в первую очередь требуется изменить общественное сознание.

культура: Как его изменить?
Васильева: Что касается детей, то это проще. Они, с одной стороны, добрее нас. С другой стороны, у них на все особый взгляд. Но для детей не столь важно, что рядом ребенок, который имеет особенности здоровья. Тут опаснее иное. Когда родители ведут себя совершенно некорректно, говоря о том, что они не хотят, чтобы в классе учился кто-то, отличающийся от нормы. Здесь уже нужна работа с папами и мамами. В этом смысле мы делаем все возможное: в стране примерно 9,5 тысячи бесплатных психолого-педагогических методических центров для родителей — не только по данному вопросу, но и по ряду других. Самое главное, как бы ни банально это звучало, — вернуть человеку возможность творить добро.

культура: А учителя насколько готовы?
Васильева: Я думаю, что учителя у нас замечательные, и даже если глаза боятся, руки делают. Конечно, если у ребенка большие особенности здоровья, то необходим помощник. Таковые у нас имеются. То, что мы называем модным словом «тьютор». Здесь очень большие наработки, ведь это все не пришло ниоткуда. Есть огромное количество некоммерческих общественных организаций, у нас прекрасный департамент в министерстве, где трудятся профессионалы, дефектологи, которые хорошо знают предмет и делают все блестяще. Я всегда говорю: можно осуществить все, если ты неравнодушен к тому, чем занимаешься, и веришь в нужность своей работы.

культура: Насколько оправданно существование специальных школ разного вида?
Васильева: Они должны оставаться. Это параллельный процесс —инклюзивное образование и коррекционные школы. Потому что последние имеют очень хорошую традицию — ей не одно столетие. Как известно, есть обязательные навыки, которые приобретает ребенок, пройдя обучение в этой школе. Очень простой пример: слабослышащих и глухих детей в коррекционных школах по специальной методике учат говорить. Им без этого не обойтись.

культура: Вернемся к учителям. Не знаю, согласитесь Вы или нет, но мне кажется, что наше педагогическое образование и по статусу, и по уровню не очень дотягивает…
Васильева: До чего мы должны дотягивать?

культура: До требований школы, но новой.
Васильева: А что в вашем понимании «новая школа»?

культура: Если мы говорим о статусе учителя, о некой возможности для него быть воспитателем, но не детсадовским, а заражать своим примером, то, наверное, странной выглядит мысль: «Куда бы мне поступать? А пойду-ка я в пед!»
Васильева: Конечно, хорошо, когда идешь в вуз по призванию. Но я считаю, что в любой сфере можно состояться только при одном условии: если ты действительно этого хочешь. Профессия педагога, на мой взгляд, прежде всего подразумевает человека, обладающего внутренней харизмой. Он — лидер. Если вспомните своего любимого учителя, который остался в сердце каждого человека, вы со мной согласитесь; потому что в школе зачастую формируется не только наше представление о жизни, но и наша будущая стратегия выбора профессии. Разумеется, для того чтобы быть личностью, надо многое иметь за душой. Во-первых, очень хорошее образование, поэтому для меня один из приоритетов — повышение квалификации, то есть учитель должен постоянно учиться сам. Нужно дать возможность в этот период приехавшему из другого региона педагогу посмотреть здесь, в большом городе, какие-то интересные музеи, театральные новинки, чтобы он мог интеллектуально вздохнуть. Но тут все-таки есть еще одна вещь, про которую я не устаю повторять: речь идет о миссии, о том, как ты осознаешь себя.

культура: А учителя, с которыми я общался, отвечают на это: «Мы бы рады и в музеи, и в театры, но сидим бумажки заполняем».
Васильева: Это сильно преувеличено. Да, и я заполняла предостаточно бумажек, будучи и учителем, и заведующим кафедрой. Кроме того, на сегодняшний день обязательными остались только три формы: программа твоя, без которой никуда, электронный журнал и электронный дневник. Больше ничего. Все инструкции, все рекомендации были даны, и руководство школы не имеет права заставлять учителя делать больше. На мой взгляд, это настолько техническая работа, что о ней вряд ли стоит упоминать. То, что у педагогов не хватает времени или желания, чтобы узнать свой предмет лучше и глубже, — да, проблема.

культура: И она решается переквалификацией?
Васильева: Прежде всего важно желание что-то сделать. Чтобы оно появилось, мы должны вернуть то отношение к профессии учителя (вообще к социальному статусу педагога), которое было еще недавно. Я думаю, ничего невозможного нет, но для возвращения статуса нужны все средства, включая СМИ. Должны быть и документальные материалы очень интересные, ведь у нас есть о ком рассказать, имеются потрясающие примеры живущих рядом учителей, которые совершали, казалось бы, не очень заметные для окружающих, но чрезвычайно важные для общества поступки. Надо снимать такие сюжеты, делать художественные фильмы об учителях.

культура: Меняются ли, на Ваш взгляд, дети? Как отец, я вижу, что они, конечно, более зависимы от интернета, велико количество внешкольной информации, причем разной…
Васильева: Им очень трудно сегодня. Объясню почему. Есть такое понятие, которое никогда никуда не денется, — ответственность родителей за своих детей. Сейчас отцы и матери школьников — люди, рожденные примерно в 80-е годы, это мои дети тоже. Мы — представители поколения, которое у нас тогда называли «мерцающими родителями», потому что мы воспитывали своих чад очень приблизительно. Они прошли через историю 90-х и вот сами стали родителями. Им теперь значительно проще дать маленькому человеку гаджет в руки, чем читать ему с самого рождения книги и начать с ним разговаривать. Какая нынче главная проблема? Наши дети с нами не общаются. И не читают.

Выходит, что мы с вами должны заниматься с детьми ежедневно и еженощно. То же самое обязана делать школа. Но без основы, имевшейся у того поколения, которое предшествовало рожденным в 80-х, не получится. Была ведь четкая установка на литературную базу, на корпус книг, на чтение, на внеклассное чтение, на разговор, на устную речь, на обязательное заучивание стихов наизусть, благоприятно влияющее на все остальное. То есть та история, которую тихо забыли, — она во многом аукнулась. Нужно возвращать. Сложно заучивать наизусть? Конечно, сложно. Но необходимо, ибо это — фундаментальный опыт.

Мне кажется, что одним из итогов 90-х, кроме всего прочего, стала недолюбленность целого поколения. И это тоже придется менять.

культура: Да, недолюбленность — страшная штука. В связи с чем хотел спросить о такой форме образования, как домашнее. Не все дети по разным причинам могут интегрироваться, и не все родители — тоже. Иногда, может быть, лучше для ребенка и для школы, чтобы они какое-то время побыли отдельно. Что Вы думаете об обучении дома?
Васильева: Есть случаи, когда это необходимо. Но я все-таки придерживаюсь мысли о том, что, если есть возможность детской социализации, — пусть будет, потому что мы должны выпустить человека с полученным багажом знаний (мы на это надеемся), молодого гражданина, который может противостоять всем сложностям жизни и имеет для этого определенные навыки.

Есть еще и то, что я называю ценностной, нравственной основой: она закладывается в семье, затем обязана продолжать закладываться и укрепляться в школе. И тут все очень просто на самом деле. Базисом для этого действия являются наша литература, история, традиции. К сожалению, мы не смогли дать следующим поколениям того, что в нас, если хотите, даже вбили. Меня упрекают в том, что я ратую за советскую школу. Но я ратую за хорошую школу, а в советской имелось немало хорошего. К тому же она многое взяла из прошлого. И я ратую за то, чтобы у наших детей все-таки этот багаж был. Потом, став взрослым, человек сам определит, что ему нужно. Я категорически против узкой специализации. Чем было сильно всегда российское образование? Своей широтой. А специализация происходила уже на позднем этапе.

культура: Перейдем на уровень выше. Оставлять или менять болонскую вузовскую систему, которая заточена как раз на специализацию?
Васильева: Дело в том, что на российской почве все имеет свои особенности, даже болонская система. Потому вот этой заточенности, о которой, может быть, кто-то мечтал, — у нас ее нет. Мне кажется, что стопроцентного переноса моделей не бывает. Возьмите любую страну — Сингапур, Финляндию — везде отыщутся национальные нюансы.

культура: Не могу не задать вопрос, который, похоже, волнует всех. Что нам делать с ЕГЭ?
Васильева: Во-первых, нужно его совершенствовать. И мы будем этим заниматься дальше. Я думаю, что рано или поздно, но мы выйдем на ЕГЭ в виде письменных развернутых экзаменов. Дело времени. Сегодня мы отказались от тестов «да/нет», отменили галочки и плюсы во всех предметах, кроме иностранного языка. Ввели устную речь. Также всецело поддерживаю идею Совета Федерации — это, в общем-то, и моя идея, потому что я историк — о повсеместном ЕГЭ по истории Отечества. Во всех странах мира имеется набор обязательных предметов — это родной язык, родная литература, родная история, математика, а дальше — по выбору. По большей части за рубежом все экзамены письменные. Так что у нас есть куда двигаться и расширяться в творческом отношении.

Почему я считаю, что ЕГЭ надо оставлять? Во-первых, реально существует возможность поступления на основании полученных баллов абитуриенту из далекого поселка. Конечно, будут сложности, где жить, как жить, с общежитием и так далее. Но это реальный шанс для способных детей учиться в том вузе, о котором они мечтают. По моему мнению, талантам всегда нужно помогать пробиваться. А во-вторых, утилитарный аспект. Если сейчас страну заставить сдавать шесть экзаменов, как было до недавнего времени, думаю, произойдет коллапс.

культура: Абсолютно точно.
Васильева: Когда мне оппоненты начинают говорить «верните срочно!», я отвечаю: «А давайте попробуем, я не против. Давайте завтра». У нас сочинения-то… Бились неизвестно сколько и то не вернулись к классическому варианту сочинения, только мелкими шагами к нему идем, а если уж экзамен — это извините…

культура: Вопрос, который связан с нравственным воспитанием. В каком-то сферическом вакууме мы должны детей воспитывать, но родителям или некогда, или они сами не умеют. А в школе тоже… Девятиклассники сидят… Я же знаю девятиклассников — все к ГИА готовятся…
Васильева: Натаскиваются.

культура: И вроде бы все их должны воспитывать, но никто не воспитывается.
Васильева: Я понимаю ваш вопрос. Воспитание начинается с момента рождения человека. Это примеры семьи, учителя, класса, друга. Воспитывать может каждый педагог на каждом предмете. Показывай пример, рассказывай. Вот сегодня был урок, когда Диана Гурцкая разговаривала с ребятами о доброте. Пожалуйста, воспитание, которое вряд ли заменит нудная лекция о том, как хорошо быть добрым и красивым. Посему — только пример. Это как будто бы мелочи. Но все состоит из мелочей, причем есть мелочи базовые, постоянные. Я всегда говорила, говорю и буду говорить до тех пор, пока живу: в воспитании и обучении детей (образование — это обучение и воспитание) нет мелочей, нет хаоса — мы методично, шаг за шагом движемся к тому, зачем образовываем маленького человека.

Какова наша цель? Чтобы он был действительно человеком, имеющим ценностную основу, очень сильный остов, человеком, который жил бы здесь для себя, для людей, для страны. Но чтобы этого достичь, нужно трудиться всем — и родителям, и школе, и самому ребенку.

культура: Может ли этому помочь Церковь? Не буду даже напоминать о том, что любой шаг священника в школу тут же преподносится как атака на светское государство, как страшное вторжение.
Васильева: Напомню, что есть предмет «Основы религиозных культур и светской этики». Это пять модулей, они культурологические. И не мне вашей газете объяснять, что у нас культура до нового времени, в общем-то, зиждилась на церковной традиции, и наша древняя культура, история Древней Руси — это как раз история церковная. Но речь даже не об этом, а о том, что духовные ценности мировых религий как раз учат одному и тому же: как надо, что надо и чего не должно быть. Поэтому здесь принципиален именно культурологический аспект предмета. Всегда предлагаю оппоненту, прежде чем тот начнет сильно обличать, взять наши учебники, они совершенно одинаковые по формату, у них абсолютно идентичен первый параграф. Вы его открываете и читаете, что мы живем в России, стране многонациональной и многоконфессиональной, нам необходимо хорошо знать культуру и религии друг друга. Поэтому я не вижу проблемы. Мое глубочайшее убеждение в том, что нравственные начала, которые закладываются на всех предметах, закладываются и в «Основах религиозных культур…» в том числе. И это только в плюс.

http://portal-kultura.ru/articles/person/155661-olga-vasileva-odnim-iz-itogov-90-kh-stala-nedolyublennost-tselogo-pokoleniya/